17.11.2009 в 23:34
Пишет sincerelyours_:[заметка #55] Отец
Я не писала тебе писем, не ломала карандаши, не роняла слезы, на исписанный нервным почерком лист, не искала тебя глазами на родных улицах, не выслеживала номер уезжающей машины, что совсем как твоя. Потому что уже переболела искать варианты выхода из этого замкнутого круга. Потому что когда твоя мать сказала мне «он сам ждет когда ты прогнешь свою гордость», я ответила, что это не гордость, а искренность. Потому что я правда уже давно перестала ждать тебя.
Где же ты был? Отдыхал в Тайланде? Работал до скончания сил? Учил других своим фундаментально-параноидальным основам, словам, повадкам? Был кому-то ближайшим, всегдашним, дальним? На кого смотрел, кого вновь узнавал, что читал, куда ходил, и о чем ты думал? Не интересовало ли тебя, что там со мной? Жива ли, какого мне, что я чувствую, как закончила школу, как поступила, как учусь, с кем, как дома, есть ли кому вытрясти душу, кому открыть глаза, с кем быть собой?
Да и надо это было мне, когда горло давит от слез обиды и горечи настоящего предательства, от того что мир снова отказывается принять все мои старания, все стремления к нормальной жизни, когда в самом дыхании шелестит «распни или сдохни», когда в голове светофорами мигают краски и воспоминания. Когда уже ничего не надо, когда в пять минут уложился целый кошмар. Когда в слово «проваливай» вылился весь смысл красноречиво несказанного.
Не ты ли мне желал зла? Я привыкаю к повадкам, к боли, к непониманию, к твоему крамольному отсутствию. Но, знаешь, я же жила, как могла. Где-то по-своему, но, знаешь, эта жизнь песком приручила меня жить_так.
Я видела казни, видела пытки, кровь и ужас в глазах самой родной и близкой. Я видела тебя, как тирана, как бездушную тварь, дикаря, животное, бесчувственную дрянь, которая контролировала каждый мой шаг. Я научилась тебя ненавидеть. Научилась терпеть. Научилась считаться с банальным фактом твоего существования. Научилась, считая до десяти, выкидывать из памяти тебя.
Мое отношение к тебе не такое, каким должно быть. И может быть, когда-нибудь я все же смогу его изменить, а пока что – прости, как есть, так и будет. Это схоже с неприязнью того компьютерного голоса, который разрывается эхом в телефонной трубке, произнося неожиданно фатальные «абонент не отвечает или временно недоступен». Это схоже с тем, как при невозмоности бить, трут лицо об асфальт. Хотя ты всегда бил, как мог. Физически, морально, нравственно, стараясь сделать меня под себя, похожей не только внешне, но и внутренне. Посмотри же на меня – я творение твоих рук. Ты доволен?
Я постараюсь тебя простить, когда-нибудь, когда, может быть тебя уже не станет. И мне от этого уже не больно и я этого уже не боюсь. Ведь это ты был страхом, ты был болью, ты был тревогой, отчаянием, животным и слепым ужасом, ты был криком в ушах. И никто, как ты, не заставляешь вот так плакать. И что-то то и дело связывало нас. Какие-то культы, постоянные наставления родни, которая не поняла, что нам, как полуидентичным, это уже чуждо и неприемлемо. Наши темные века ушли в прошлое. Наши грунтовые воды не обточат меня под нужный эталон.
Спасибо за то, что тебя больше нет рядом, отец. Береги себя.
Спасибо. Искренне ваша.
URL записиЯ не писала тебе писем, не ломала карандаши, не роняла слезы, на исписанный нервным почерком лист, не искала тебя глазами на родных улицах, не выслеживала номер уезжающей машины, что совсем как твоя. Потому что уже переболела искать варианты выхода из этого замкнутого круга. Потому что когда твоя мать сказала мне «он сам ждет когда ты прогнешь свою гордость», я ответила, что это не гордость, а искренность. Потому что я правда уже давно перестала ждать тебя.
Где же ты был? Отдыхал в Тайланде? Работал до скончания сил? Учил других своим фундаментально-параноидальным основам, словам, повадкам? Был кому-то ближайшим, всегдашним, дальним? На кого смотрел, кого вновь узнавал, что читал, куда ходил, и о чем ты думал? Не интересовало ли тебя, что там со мной? Жива ли, какого мне, что я чувствую, как закончила школу, как поступила, как учусь, с кем, как дома, есть ли кому вытрясти душу, кому открыть глаза, с кем быть собой?
Да и надо это было мне, когда горло давит от слез обиды и горечи настоящего предательства, от того что мир снова отказывается принять все мои старания, все стремления к нормальной жизни, когда в самом дыхании шелестит «распни или сдохни», когда в голове светофорами мигают краски и воспоминания. Когда уже ничего не надо, когда в пять минут уложился целый кошмар. Когда в слово «проваливай» вылился весь смысл красноречиво несказанного.
Не ты ли мне желал зла? Я привыкаю к повадкам, к боли, к непониманию, к твоему крамольному отсутствию. Но, знаешь, я же жила, как могла. Где-то по-своему, но, знаешь, эта жизнь песком приручила меня жить_так.
Я видела казни, видела пытки, кровь и ужас в глазах самой родной и близкой. Я видела тебя, как тирана, как бездушную тварь, дикаря, животное, бесчувственную дрянь, которая контролировала каждый мой шаг. Я научилась тебя ненавидеть. Научилась терпеть. Научилась считаться с банальным фактом твоего существования. Научилась, считая до десяти, выкидывать из памяти тебя.
Мое отношение к тебе не такое, каким должно быть. И может быть, когда-нибудь я все же смогу его изменить, а пока что – прости, как есть, так и будет. Это схоже с неприязнью того компьютерного голоса, который разрывается эхом в телефонной трубке, произнося неожиданно фатальные «абонент не отвечает или временно недоступен». Это схоже с тем, как при невозмоности бить, трут лицо об асфальт. Хотя ты всегда бил, как мог. Физически, морально, нравственно, стараясь сделать меня под себя, похожей не только внешне, но и внутренне. Посмотри же на меня – я творение твоих рук. Ты доволен?
Я постараюсь тебя простить, когда-нибудь, когда, может быть тебя уже не станет. И мне от этого уже не больно и я этого уже не боюсь. Ведь это ты был страхом, ты был болью, ты был тревогой, отчаянием, животным и слепым ужасом, ты был криком в ушах. И никто, как ты, не заставляешь вот так плакать. И что-то то и дело связывало нас. Какие-то культы, постоянные наставления родни, которая не поняла, что нам, как полуидентичным, это уже чуждо и неприемлемо. Наши темные века ушли в прошлое. Наши грунтовые воды не обточат меня под нужный эталон.
Спасибо за то, что тебя больше нет рядом, отец. Береги себя.
Спасибо. Искренне ваша.
натолкнуло на воспоминания
никогда в жизни не забуду, как в мои шесть лет ты зашел в комнату после ссоры с матерю и сказал: «запомни, Валер, твой отец — кусок дерьма».
Пап, знаешь, сегодня 22 ноября, мы не виделись уже 10 месяцев и 10 дней. Как мои дела, знаешь? Я курю, пап, она в курсе, знаешь?
Ты знаешь, что я пережила? Это не ты дерьмо, а моя жизнь. И вовсе не кусок. Моя первая в жизни семья разрушилась через пять лет, как, как я теперь могу жить нормально? Как, думаешь, хорошо все, пережила? Да, пережила, в одной из своих замечательных масок. Да, я говорю ей, что все в порядке, что мне все равно, но что я должна о тебе думать?
А встречи? «Что, говоришь, завтра делаешь? Гулять едешь? Ну на тебе деньжат, развлекайся, доча.» — это я хочу слышать? Я вообще не хочу слышать тебя.
— Нам сейчас надо к В.Г. заехать, хочешь папу увидеть? Я могу ему позвонить.
— Нет, мам, спасибо. это ни ему, ни мне не нужно.
Я и видеть тебя не хочу. Я твоя чертова копия, я зла на тебя. За все то, чего никогда не было.
Еще я могу вспомнить ее первую беременность. Когда ты ее бросил, помнишь? Когда у нее случился выкидыш?
Или когда я видела тебя, ну, раз в неделю, поздно вечером? Зато маленькая была, глупенькая, бежала к тебе, «Папочка!». А что делал папочка? Работал, да, так ты мне говорил?
А еще, пап, знаешь, я умираю. Потому что когда мы виделись в последний раз, ты отвозил меня ко врачу. Потому что ты должен был отвезти меня еще через три месяца. И еще через три. А потом еще через три. Потому что моя спина не железная, все, понимаешь, все возвращается на круги своя, и ты предупрежден. Раньше марта теперь уже не поедем, спасибо, пап, в марте будет поздно пить боржоми, потому что почки уже отвалятся. Потому что ты не можешь выделить «любимой» дочурке три утра.
Я бы хотела поговорить с тобой. Рассказать все, что есть. Я знаю, что могу это сделать.
Пап, знаешь, сегодня 22 ноября, мы не виделись уже 10 месяцев и 10 дней. Как мои дела, знаешь? Я курю, пап, она в курсе, знаешь?
Ты знаешь, что я пережила? Это не ты дерьмо, а моя жизнь. И вовсе не кусок. Моя первая в жизни семья разрушилась через пять лет, как, как я теперь могу жить нормально? Как, думаешь, хорошо все, пережила? Да, пережила, в одной из своих замечательных масок. Да, я говорю ей, что все в порядке, что мне все равно, но что я должна о тебе думать?
А встречи? «Что, говоришь, завтра делаешь? Гулять едешь? Ну на тебе деньжат, развлекайся, доча.» — это я хочу слышать? Я вообще не хочу слышать тебя.
— Нам сейчас надо к В.Г. заехать, хочешь папу увидеть? Я могу ему позвонить.
— Нет, мам, спасибо. это ни ему, ни мне не нужно.
Я и видеть тебя не хочу. Я твоя чертова копия, я зла на тебя. За все то, чего никогда не было.
Еще я могу вспомнить ее первую беременность. Когда ты ее бросил, помнишь? Когда у нее случился выкидыш?
Или когда я видела тебя, ну, раз в неделю, поздно вечером? Зато маленькая была, глупенькая, бежала к тебе, «Папочка!». А что делал папочка? Работал, да, так ты мне говорил?
А еще, пап, знаешь, я умираю. Потому что когда мы виделись в последний раз, ты отвозил меня ко врачу. Потому что ты должен был отвезти меня еще через три месяца. И еще через три. А потом еще через три. Потому что моя спина не железная, все, понимаешь, все возвращается на круги своя, и ты предупрежден. Раньше марта теперь уже не поедем, спасибо, пап, в марте будет поздно пить боржоми, потому что почки уже отвалятся. Потому что ты не можешь выделить «любимой» дочурке три утра.
Я бы хотела поговорить с тобой. Рассказать все, что есть. Я знаю, что могу это сделать.
но я знаю главное.
ни ему, ни мне это не нужно.
ни ему, ни мне это не нужно.
но мне.. не нравится. я не хочу думать об этом, потому что ты покалечил меня.